Запах, надо сказать, был убойным. Он насквозь пропитал всё помещение, от глубоких подвалов до низенького чердака, забираясь под своды пятиметровых потолков и гуляя по пролётам широкой центральной лестницы: три этажа вверх, потом обратно. От него слезились глаза и начинала болеть голова. Зато все анатомические препараты были настоящими. У трупа фиксировался крупный сосуд, и в него шприцем Жане закачивался, вытесняя кровь, формалин. Затем тело помещалось на длительное время в ванну с всё тем же формалином, и извлекалось при необходимости приготовить мышечный, сосудистый или нервный препарат, целиком или частями. Тела либо их части хранились в подвале в открытых ваннах и по мере надобности лаборанты разносили их по учебным классам, раскладывая по каменным столам. Чтобы препарат не пересох, его накрывали тканью и поливали водой.
Время от времени препараты приходили в негодность, и тогда вставала проблема с их захоронением. На нашей памяти произошёл инцидент, когда два преподавателя, потратив выделенные для захоронения средства на
Учили хорошо, на совесть. Многие оставались по вечерам, помогали или самостоятельно (гордость за себя и респект однокурсников!) препарировали трупы. Я тоже не избежал соблазна и на протяжении нескольких месяцев все вечера проводил в густо проформалиненной атмосфере под звук мерно осыпающейся с потолков штукатурки (о-очень старое здание!). Однажды преподаватель попросил:
- Ты сходи, достань голову из подвала. Там, подальше и в левом углу, есть чан, их там несколько плавает. Выбери посимпатичнее, мы из половины сделаем препарат мимических мышц, а из другой - сосудистый.
И пошёл я в подвал. Не сказать, чтобы меня это повергало в душевный трепет, но посудите сами: из-за сгнившей проводки там не было света. Во всём здании осталось человек семь-восемь, включая сторожа (хронически навеселе, и никто ему не пенял, понимали), и тишина, как на кладбище. В-общем, настрой - готика с налётом романтики. Взял спички, иду. Подвал большой, идти далеко. Всё бы ничего, но идти надо по деревянным мосткам: с потолков капает, вода собирается в лужи, и как-то это исправить, равно как и сгнившую проводку, взялся бы разве что фон Вакано, но он шлёт приветы сами понимаете откуда. Дошел, чан нашёл, голову взял. Стою и понимаю, что сам себе создал проблему на пустом месте: спички в кармане белоснежного (ну, почти белоснежного) халата, руки в формалине и еще какой-то гадости (какая-то плесень, живёт на стенках ёмкостей, даже формалинеё не берёт!). И обе руки держат за уши голову. Стою, пытаюсь вспомнить, по какому азимуту шёл сюда. И тишина! Впрочем, ненадолго. Спустя минуту или две я услышал ШАРКАЮЩИЕ ШАГИ. В кромешной темноте. И звук формалина, бодрой капелью барабанящего по доскам настила и лужам на полу. Логическое осмысление ситуации помахало мне ручкой и упорхнуло, оставив меня наедине с богатым, мать его, воображением. Шаги меж тем приближались, пока не замерли в паре метров от остолбеневшего меня. Послышался звук, будто кто-то носом втягивает воздух. "Твою мать, сейчас учует - и пиздец котёнку". Я вытянул вперёд руки, прикрываясь головой, как щитом. Впереди зажглась спичка...
На наш с лаборантом (это
- Я успел увидеть две руки, которые держат за уши голову. И всё, и меня переклинило!
Мы сидели всем вечерним составом за накрытым чем бог послал каменным столом с дыркой посередине, пили коньяк - дежурный преподаватель не пожалел двух бутылок из заначки - и с некой гордостью поглядывали друг на друга: вот оно, рождение легенды!
Journal information