cheerfulПредаваясь воспоминаниям студенческой поры, не могу не отметить, что ряд преподавателей, с которыми нам пришлось познакомиться и чьим речам внимать с трепетом и благоговением (светила медицины, небожители!), обладали запоминающимися особенностями своих ярких и неповторимых личностей. Только сейчас, ретроспективно анализируя впечатления тех лет, понимаешь, что некоторые из особенностей были и вовсе психопатологией. Но ведь учили, и как!
Запомнился, и наверняка не только мне, профессор одной из кафедр терапии. Умнейший человек, потрясающе грамотный врач, он, что называется, читал пациента слёту. Однажды, будучи в Соединённых Штатах, он, проведя несколько минут у постели сложнейшего больного, без данных лабораторных анализов и дополнительных исследований, установил правильный диагноз заболевания вплоть до мельчайших подробностей и степени нарушения основных функций! К нему везли больных отовсюду, он решал сложнейшие диагностические задачи...и при этом был со странностями. Такими же яркими, как и его несомненный талант.
Профессор ходил исключительно в генеральской форме. Говорят, что раньше на этой форме красовались соответствующие погоны, но после решительного протеста, заявленного в почти матерной форме официальным письмом со стороны Минобороны, погоны доктора заставили снять. А лампасы остались. Как и фуражка. Был как-то случай: придя по какой-то своей надобности в клиники мединститута, один полковник был вынужден ждать своей очереди. Вышел покурить. Тут-то на сцене и появился профессор, весь в генеральском, без погон, что само по себе оказало прискорбное воздействие на расшатанную штабными учениями и карьерными пертурбациями психику офицера. А когда непонятного ранга, но в лампасах некто подошёл, чеканя шаг и доверительно отрапортовал:
Товарищ полковник, разрешите доложить, во вверенном мне подразделении за время моего дежурства происшествий нет!, -
бедный вояка чуть не проглотил свой окурок.
Определённо, некие идеи касательно собственной генеральской миссии на передовых рубежах сражения с недугами человечества у профессора присутствовали. Более того, персонал вверенной ему кафедры как-то не спешил своего заведующего разубеждать, поэтому в праздники, особенно 23 февраля, 1 и 9 мая, можно было с лёгким изумлением и тихой радостью (свят-свят, я в этом цирке не участвую!) наблюдать, как персонал кафедры бойким почти строевым шагом следует под сенью красного знамени в сторону ЕГО кабинета, поздравлять дорогого шефа, пламенного борца и прочая, и прочая.
К студентам профессор был суров. Сколько их получило на экзаменах «банан», исходя из собственных, недоступных пониманию обычного смертного критериев оценки знаний — бог весть. Как-то раз он спросил студента:
Как вы относитесь к песням Аллы Пугачёвой?
Я её не слушаю, мне некогда, я учёбой занят, -
отвечает тот.
- Как, вы не знаете песен Аллы Борисовны? Вы, человек, получающий всестороннее университетское образование? Это два!
Следующий студент, слышавший диалог, полуает тот же вопрос.
- Ну как же, конечно слушаю и очень люблю творчество этой певицы!
- Как?! У вас, студента-медика, есть время, чтобы ещё чем-то, помимо учёбы? Это два!
К опоздавшим на лекцию студентам отношение было недоверчиво-подозрительное:
- А кто-нибудь ещё знает, почему она опоздала? И что там она прячет в сумочке? Вдруг пистолет или — он делал большие глаза и губы трубочкой — бомба?
Но сами лекции были прекрасны и познавательны, если отвлечься от личности лектора и некоторого своеобразия их подачи. На них выросло не одно поколение врачей. А особенности — ну, какая же легенда без них!
Journal information