Мы с Оксаной удивлялись: как такое красивое место, с такими бухтами, с источником пресной воды могло прийти в упадок к XIII веку? Две тысячи лет, с VII века до нашей эры, люди жили, строились, торговали, становились гражданами то Родоса, то Персии, то личными друзьями Александра Македонского, то провинцией Египта, то Рима — и тут на тебе! Ну, землетрясения, ну, пираты, ну, сельджуки. Но это же не повод всё вот так вот бросить и уйти!
Есть, правда, и ещё одна причина. Возможно, главная. Это торговля. В основном товары возили морем. А после землетрясений, когда часть города оказалась под водой, гавани стали уже не столь удобны: того и гляди наскочишь днищем на чьи-то апартаменты, а торговать с местными русалками — это к убытку. Зато для пиратов на их судах с малой осадкой — раздолье. Опять же, в Анталье и Аланье к тому времени сельджуки отгрохали мощные военно-морские базы, и торговать стало совсем неинтересно, ни одна страховая компания к фрахту и на пушечный выстрел не подойдёт. Вот и ушло местное население в поисках лучшей доли.
Мы влюбились в это место, поэтому, побывав тут в два наших предыдущих визита, не смогли себе отказать и на сей раз. Была и ещё одна причина. Море. В тот день, когда в Боазкенте оно было таким,
здесь, в его укромных бухтах, волнение было едва заметным. И вода. Она тут была уже не просто пригодной для купания, а основательно прогретой. И прозрачной-прозрачной.
И город, само собой. Среди сосен с длиннющей хвоей, с остатками окончательно одичавших олив и роз, с невостребованными лавровыми деревьями и одиночными эвкалиптами.
Удивительно чистый: ни брошенных пакетов, ни пустых бутылок, ни бумажки, ни окурка. Рядом с акведуком — несколько столиков под зонтами и лавка с сувенирами, холодными напитками и мороженым: хоть это и национальный заповедник, но торговые флюиды, веками пропитывавшие это место, никуда не делись.
Никуда не делась и стая гусей, которую мы приметили ещё в прошлом году. Собственно, на их месте я бы тоже никуда не улетал: какая такая летняя тундра, когда и здесь неплохо кормят!
Город пахнет соснами и морем. Представляю, какие запахи были, когда тут росли розовые сады и работал рынок!
Остатки зданий разбросаны по округе везде. И никто не торопится с раскопками. Руки так и просили лопаты и металлоискателя, но ссориться с властями не хотелось, поэтому мы просто гуляли, купались, потом снова гуляли и снова купались — в масках: под водой остатки стен, между которыми гуляют стайки мелкой рыбы.
Старшая дочь всё норовила забраться куда подальше или повыше — видимо, в поисках золотого саркофага Александра Великого. Оксана беспокоилась. Инга некоторое время наблюдала за этим всем, после чего задумчиво изрекла:
-- Волнуешься? А всё потому, что надо было рожать одного ребёнка. МЕНЯ!
Ближе к вечеру она подустала и голосом Василия Алибабаевича протянула:
-- А в отеле сейчас ланч! И бесплатное мороженое скоро будут давать!
Лишить ребёнка мороженого мы не посмели и, клятвенно обещав, что даже в случае пролёта с халявой ей всё будет возмещено, засобирались в обратную дорогу. В машине обе дочери тут же уснули, и проснулись только тогда, когда я припарковался на площадке перед отелем.
Journal information