cheerful
Разбирая особенности произношения в немецком языке на одном из первых занятий, преподаватель заострил наше внимание на том, что, вопреки расхожему мнению, буква «r», если она стоит в конце таких слов, как «wir» и «ihr», практически не произносится. Оксана удивилась: ведь в школе учили совсем по-другому. Преподаватель раскрыла тайну такого разночтения.
Оказывается (во всяком случае, она нашла такую информацию) это несоответствие появилось не случайно. И именно в нашей, советской школе иностранного языка. Мол, верьте или нет, но учили такому произношению для того, чтобы в Германии (точнее, в ГДР или, не приведи партия, в ФРГ) советского человека можно было сразу опознать — и не только по свету социалистического сознания в глазах.
Позже разговорились на эту тему с мамой — у человека за плечами многолетний опыт работы переводчиком, в том числе и синхронистом — и она вспомнила, как сама начинала учить немецкий в школе. Было это в послевоенные годы, в городке Мелекесс. Да-да, в том самом, который было решил именовать себя Люксембургом (как Роза), но тут возмутился до глубины фундаментов европейский Люксембург, и город переименовали в Димитровград — в честь болгарина Георгия Димитрова.
Школа, в которую она ходила, была железнодорожной. Причём во всех смыслах. То есть не только по подчинению, но и по расположению — рядом с местной железкой. Мама смеётся, что провела семь лет (а школа была семилеткой, но как она туда попала — это совсем другая история) до перехода в старшие классы, словно в тамбуре: запах креозота и угольной гари, перестук колёс проходящих мимо поездов, когда учителя не слышно, а стены деревянного барака, отапливающегося буржуйками, сотрясаются и ходят ходуном. Дорога до школы была долгой и полной интересностей и опасностей: мост через речку, что впадала в Трёхсосенский пруд после небольшого порога, казавшегося ребятам водопадом, дорога с интенсивным — аж полторы телеги в час — движением (родители наказывали, чтоб дети, переходя её, были особенно осторожны и не зевали), лесок, в котором любила обретаться местная беспризорная шпана...
Когда пришла пора учить иностранный (выбора не было: немецкий — и точка), старшие классы застращали пятиклашек: мол, вести у вас будет фриц недобитый, зверь просто, а не человек. Герман Оттович Гамбургер (а звали его именно так) оказался вовсе даже не недобитым, а вполне себе местным, поволжским немцем. Здоровенный рыжий веснушчатый детина под два метра ростом, на котором любой пиджак смотрелся весьма карикатурно, имел действительно крутой и суровый нрав. Во всяком случае, наглеющего ученика он мог выкинуть из класса вместе с партой (прецеденты были). Поэтому на первых занятиях класс сидел тихо, как мышки, и дружно дрожал. А когда товарищ Гамбургер стал поднимать по одному и что-то спрашивать — начались слёзы. Первому заплакавшему он буркнул: «садись, два». Второму тоже. Когда дощла очередь до мамы, он прищурился: мол, а ты почему не плачешь? «Потому что боюсь» - тихо ответила та. «Садись, четыре» - кивнул Гамбургер.
И так этот аванс вдохновил девчонку-пятиклашку, что она твёрдо решила: буду учить. А тут ещё кто-то из родни сделал ей королевский по тем временам подарок — немецко-русский словарик. Уж его она прочитала от корки до корки, да не по одному разу. Герман Оттович оценил прилежание, и в дневнике появились отличные отметки. А потом уже и слухи поползли по школе — мол, есть одна девчонка, которой даже Гамбургер пятёрки ставит!
Как-то ранней весной, возвращаясь из школы, мама с ужасом увидела, что на мосту, перегородив дорогу, стоит самый страшный и задиристый пацан из местной шпаны. Ну хоть с моста прыгай в речку, по которой проплывали здоровенные льдины.
-- Это ты, что ли, отличница по немецкому? - строго спросил он.
-- Я, - тихо пискнула отличница.
-- Покажь дневник! - потребовал он и, присев на рыхлый снег у перил моста, приглашающе хлопнул по нему рядом с собой. - Ого! А по-немецки чё-нить сказать сможешь?
Поболтали о том, о сём. Пацан уважительно покивал и вдруг предложил:
-- А айда на льдинах кататься!
Отказать никакой возможности не было, и вскоре они уже неслись на здоровенной льдине к водопаду.
-- Чё стоишь, прыгай давай! - крикнул пацан, когда до края оставались считанные метры.
По счастью, в том месте было мелко. Мокрые по уши, они выбрались из речки.
-- Эту кто пальцем тронет — голову оторву! - заявил пацан своей шпане.
А когда подошла пора поступать в институт, мама не раз вспомнила Германа Оттовича добрым словом. Билет ей попался, как показалось, лёгкий, и она пожала плечами: чего готовиться-то, тут и так всё ясно. Приёмная комиссия, окинув зал с усердно пишущими (и не менее усердно списывающими со шпор) абитуриентами, увидела девушку, которая просто сидела и тоже рассматривала присутствующих.
-- Какие-то сложности? - спросил кто-то из комиссии.
-- Нет-нет, - ответила мама.
-- Вы что, уже готовы отвечать?
-- Да.
-- Кто же вас научил такому безупречному произношению? - восхитился через несколько минут один из преподавателей.
-- Герман Оттович Гамбургер, - гордо ответила мама.
Journal information