Перебьетесь и галоперидолом!

Мы с вами живем в довольно прагматичную эпоху. И прагматичность эта накладывает отпечаток на все, чем бы человек ни занимался. Фиг с ними, с серенадами под окнами и с рыцарскими токовищами турнирами — сохранился институт семьи, и на том спасибо. Хуже, что наука становится все менее пассионарной и все более гобсековской.

В целом-то оно понятно, почему так. Прошла пора ученых-одиночек, творящих свой интим с высокой материей за дверями собственной лаборатории. Сейчас наука — процесс коллективный. Потому что дорогостоящий. Один банальный прибор для хроматографии или спектрального анализа знаете сколько стоит? А тот же электронный микроскоп? То-то же. 

Опять же, мало просто открыть — надо ведь и оформить все как положено, и толкнуть производителю по сходной цене, чтобы не только отбить расходы, но и, в идеале, навар какой-никакой поиметь. А неудачные опыты? А тупиковые ветви исследований? Пока отыщешь брильянты в куче смрадной органики — это ж столько затрат...

Потому и старается наука заранее привязать себя к спонсорам. К государству, к крупным производителям чего-нибудь жутко востребованного. А они умеют считать деньги. И спрашивать за них. У них особо не забалуешь — мигом кислород перекроют и гранты отберут.

Точно так же происходит и в сфере фармакологии. Всё-таки процесс создания нового лекарства — штука сильно затратная. Это вам не барбитураты случайно изобрести — чего уж там, повезло ребятам конкретно.

Сейчас получается так, что в среднем из 10 тысяч молекул, заботливо синтезированных в надежде на конкретный клинический эффект, лишь десять можно действительно использовать на практике. А ведь на остальные 9990 тоже израсходованы и реактивы, и человеко-часы, и оборудование амортизировалось.

Причем хуже всего в этом плане именно направлению психофармакологии. Выясняется, что многие крупные разработчики и производители лекарств либо уходят из этой сферы, либо даже не пытаются в неё соваться. Почему? Да невыгодно! Нет, был, конечно, когда-то эталонный пример успеха — реланиум, впервые синтезированный Хоффман Ля-Рош и принесший ей много-много денег. Был тот же пароксетин. 

Но все это было давно. Сейчас же посчитали, что на развитие препарата в психиатрии нужно 15 лет. В то время как в кардиологии — всего 7. При этом денег тоже почти в два раза больше уходит на создание и обкатку: 2 миллиарда баксов в психиатрии против 1,2 в кардиологии. И даже когда все будет готово, и гордая собой компания выбросит лекарство на рынок, психиатрический препарат будет гордиться своей эксклюзивностью меньше времени, чем кардиологический — потом знамя производства подхватят фирмы, производящие дженерики, на долю которых в психиатрии приходится 75% против 50% в кардиологии. А значит, и отток прибыли у тех, кто производит психофармакологию, начнется быстрее и будет больше.

В итоге, психиатрия становится все менее и менее привлекательной для фармкомпаний. Уходят они из этой сферы. А потом кто-то удивляется, почему даже в именитых клиниках до сих пор пользуются старым добрым галоперидолом. А вот не только потому, что он порой действительно незаменим. Но и потому, что заменить его  (ну, не только его, я намеренно утрирую) чем-то новым попросту не всегда возможно: не изобретают и не производят.