Я вас всё равно не слышу!

Почему человек становится музыкантом? Кто-то, однажды оказавшись по воле родителей в музыкальной школе (ведь ребёнок должен гармонично развиваться, не правда ли?), вдруг начинает действительно находить особую прелесть и очарование — нет, нет, не в сольфеджио и не в истории музыки, а в ней самой, поскольку даже самое рядовое исполнение сороковой симфонии Моцарта, в самом обычном актовом зале с паршивенькой акустикой, не идёт ни в какое сравнение с прослушиванием записи, какой бы трижды хай-энд ни была аппаратура. Кто-то, начав бренчать на гитаре и лишив своем плачем малютки-привидения три ближайших подъезда сна, долготерпения и смиренномудрия, а местную популяцию мартовских котов — либидо и тяги к валерьянке, вдруг решает не останавливаться на достигнутом и нести прекрасное в массы. Мало ли вообще причин? Я вам расскажу ещё об одной.

Данил (назовём его так) в детстве музыкой особо не увлекался. Послушать — это пожалуйста, но чтоб самому, да ещё в музыкальную школу из-за этого ходить — нет уж, увольте! Его и обычная-то вовсе не приводила в ученический экстаз, да и багаж знаний не столько поражал воображение, сколько наводил на мысль, что ученик придерживается позиций рационального пофигистического минимализма. Возможно, именно умение обходиться немногим и помогло Данилу хоть и с трудом, но всё же закончить последние годы обучения, когда в голове зазвучали первые голоса.

Ничего интересного они не рассказывали и ничему полезному не учили. Зато покритиковать и пообзываться — это пожалуйста, это они могли днями напролёт. А иногда и ночами. Понятно, что настроение это не улучшало. Сами вон попробуйте чем-нибудь позаниматься, даже элементарно приготовить яичницу, когда сволочной незримый собеседник до эпитетов ласковей козла и охломона не снисходит, а уж комментарии к разбиваемым яйцам отпускает такие, что становится страшно за собственные — а ну как рука непроизвольно дёрнется?

В дискуссию галлюцинаторный критик вступал охотно, аргументировал очень эмоционально и почти никогда не включал логику — все доводы обычно были очень красочными, яркими и по большей части далёкими от цензуры. Чтобы донести ответную мысль, Данилу приходилось кричать, что как вы сами понимаете, со стороны выглядело как минимум экстравагантно.

К факту лечения голоса отнеслись без должного пиетета, сопровождая матерными комментариями не только докторов стационара и амбулаторной службы, но и каждую принимаемую таблетку, отчего та норовила стать поперёк пищевода и всячески противилась ассимиляции с организмом, в котором завёлся такой недобрый персонаж.

Некоторое облегчение принёс приобретённый плеер. Надеваешь наушники, включаешь на полную громкость — и вперёд. Нет, голос не пропадает, он пробивается даже сквозь тяжёлый рок, но звучит уже неразборчиво и напоминает больше звуковое сопровождение к основной теме произведения. Ну, а то, что нецензурное — так даже интереснее. Причём именно рок, и потяжелее. Пробовал рэп — так эта мерзопакость прочухала ритм и такое стала заворачивать, что для Данила это музыкальное направление быстро оказалось бесперспективным: хуже того, что успевал срифмовать голос, были только оригинальные тексты исполнителя.

Однажды, покупая музыкальный сборник на одном из развалов (понемногу простое прослушивание превратилось в серьёзное увлечение), Данил познакомился с настоящим музыкантом. Точнее, барабанщиком. Пара-тройка фраз, выяснение общих интересов — и вот уже он сидит за ударными и пробует что-то изобразить. И вот что странно — голос притих! И даже не критиковал! То есть — вообще ни полслова за всё время, пока Данил терзал барабаны и тарелки! Потом он, конечно, высказался, но так вяло, что это можно было счесть за комплимент.

Решение было принято в тот же день. Кое-какие деньги водились, плюс мама решила не препятствовать — сын в кои-то веки о чём-то говорил с горящими от восторга глазами — и Данил обзавёлся собственным набором ударных инструментов. В комнате пришлось сделать специальный ремонт с шумоизоляцией — в равной степени как из любви к ближнему, так и исходя из приблизительных подсчётов запасов человеколюбия у оного. И оно того стоило — теперь Данил мог терзать аппаратуру и инструменты хоть целый день — мать на работе, а бабушка предусмотрительно отключала слуховой аппарат на время саунд-атаки.

А через несколько месяцев Данилу предложили играть в одной небольшой группе — там как раз ударник уехал в другой город на учёбу, и место пустовало. Пришёл на пробу, показал, что умеет, ребята остались довольны. С тех пор Данил у них работает постоянно. Деньги хоть и небольшие, но не это главное. Главное — нравится. И голосу, кажется, тоже. В любом случае, он не сильно возникает.